Лекция 19-я

Судьба крестьянства при Петре. Указ о ревизии 1718 г. и последующие указы, поясняющие первый - как было ими определено положение крестьян. Определение понятия о прикреплении и затем объёма прикреплённого общества. Ни то, ни другое не было точно определено. Подворная подать Древней Руси превращается в подать noдушную. Сопоставление разных указов о крестьянах. Основное стремление этого законодательства - перенести податное обложение с земли на лицо. Указ о заводских крестьянах 1721 г. - В установлениях Петра о крепостном населении замечается недостаток общих положений, ясно выраженных юридических принципов; правительством руководили лишь экономические побуждения. Распоряжения о крепостном состоянии при преемниках Петра. 2-я ревизия 1742 г. Как объём прикрепленною общества, так и понятие о прикреплении определялись точнее после Петра. Указы Екатерины увеличивают вотчинные права над крепостными. - Указ 1801 г. стесняет дальнейшее развитие крепостного права. С этих пор все меры клонятся к эмансипации крестьян. Влияние крепостного права на дворянство.

должен передать вам в простом перечне и в некоторой связи правительственные распоряжения, определившие судьбу сельского населения в XVIII в. Мы видели, и каком положении находилось это население в конце XVII в. Закон налагал строгое юридическое различие между крестьянами, прикреплёнными к земле, и крестьянами-холопами, лично зависевшими от землевладельца; закон старался поддерживать это различие, но землевладельческие злоупотребления смешивали его, и закон по необходимости должен был иногда допускать это смешение. Правительству предстояло два пути при устройстве сельского населения: 1) оно могло поддержать указанное различие между прикреплёнными к земле крестьянами и крепостными холопами без ущерба для казённых интересов и с выгодою для крестьян; 2) оно могло, допустивши злоупотребления, смешать различие между тем и другим классом, воспользоваться им в казённых интересах, хотя пожертвовавши временно интересами народного развития. В том, какой путь избрало правительство, сказались нравственные и общественные средства как самой реформы, так и народной жизни: путь этот обозначается двумя признаками: 1) тем, как было определено самое свойство, понятие о прикреплении и 2) тем, как определен был объём прикреплённого общества. Мы посмотрим сначала, как развивалось понятие о прикреплении. Мы видели, что в древней России прикрепление привязывало крестьян только к земле, не отдавая их в полную, частную собственность владельцу этой земли. Совсем иначе определялось прикрепление крестьян правительственным актом, на котором главным образом основывалось общественное положение крестьян в XVIII в. Этим актом была ревизия, т.е. поголовная перепись подданных душ, начавшаяся в 1719 г. и продолжавшаяся до смерти Петра. Указ об этой ревизии, изданный в ноябре 1718 г., требовал: 1) чтоб все владельцы земель, все городские и сельские общины подали сказки обо всех людях мужского пола, какие в них состоят: 2) чтоб все, зачисленные таким образом в перепись, положены были в податной подушный оклад, определённый, по выражению указа, в 8 гривен с персоны. Указ о ревизии не высказал главного основания, на котором должно было устроиться сельское население. Ни из одного выражения указа нельзя было видеть, в какое отношение станут крестьяне к тем землевладельцам, за которыми их записали. Следующий за этим указ, указывающий практический способ исполнения первого закона, истолковывает яснее, развивает и определяет его основную мысль; эта мысль состояла в том, что все люди, записанные за известным владельцем, будут считаться его крепостными: "быть тем людям вечно за теми, за кем они записаны", сказано мимоходом в указе. Но эта мысль не была выставлена общим правилом, но она сделалась общим правилом сама собой при исполнении закона о ревизии. Ревизия возлагала на землевладельца: 1) ответственность за место жительства записанного за ним человека: он должен был смотреть за тем, чтоб записанный никогда не покидал своего жилья; 2) ревизия возлагала ответственность на землевладельца за исправную уплату податей, известного подушного оклада. Правительство не бралось вычитывать за бежавшего крестьянина, но взыскивало с землевладельца весь оклад сполна по количеству записанных за ним душ, предоставляя самому владельцу взыскивать нужную сумму с приписанных к нему крестьян. Указ 1722 г. прямо говорит, что "землевладелец должен платить подушный оклад со всех своих крестьян, в том числе и за бежавших бобылей, с дворовых и деловых людей, т.е. рабочих, без недоимки"; 3) наконец, ревизия смешала в один разряд два дотоле совершенно разных сельских класса: она записывала зауряд и крестьян пахотных, и людей дворовых, и деловых, состоявших в XVII в. в личной зависимости от владельца, в холопстве. Таким образом, фактически крестьянин, прикреплённый к земле, терял всякое отличие от холопа, прикреплённого к лицу владельца. Это смешение установлено прямо февральским указом 1722 г., которым предписано всех записывать, никого не обходя, от старого до последнего младенца. Таким образом, самое законодательство, не отвергая существующего различия между крестьянами, прикреплёнными к земле и холопами, прикреплёнными к лицу землевладельца, на практике, однако, оно не признавало этого различия, умалчивая об нём. Приведение в исполнение ревизии должно было уничтожить всё, чем отличался крестьянин от личного холопа. Закон не только не поддерживал этого различия, а косвенно даже уничтожал его.

       Так указом 1724 г. правительство принуждало владельца платить за всякого крестьянина, связанного с местом его приписки, следовательно, допускало своз крестьянина. Апрельский указ 1721 г. не только признает этот своз, но жалуется на невозможность прекратить продажу крестьян врозь. Законодательство XVII в. строго смотрело, чтоб не раздробляли крестьянских семейств; там мы видим, что жена всегда следует за мужем, муж за женой при передаче холопов из рук в руки; упомянутый указ 1721 г. делает распоряжение - продажу людей пресечь, "и если совсем пресечь продажу нельзя, то продавать целыми семьями, а не порознь, как скотов, что не водится во всём свете". Мы не привыкли встречать в законе такой условный язык, он показывает, что правительство признавало невозможным исполнить то, что оно узаконяло. Итак, прикрепление крестьян к лицу, к владельцу, не было выражено прямо законодательством Петра, но оно само собой вытекало из приложения закона и потому косвенно допускалось правительством. Так определено было в то время понятие прикрепления; посмотрим, как очерчен был состав или объём прикреплённого сословия . В XVII в. далеко не всё сельское население было прикреплено к земле. Прикрепление тогда определялось только землей, следовательно, прикреплён был лишь тот, кто имел в своём пользовании землю; но затем оставалось ещё много людей, не состоявших в этом пользовании и составлявших обширный класс гулящих людей; ими были дети, братья, племянники при отцах, дядях и старших братьях, сидевших на пахотной земле; далее, в этот класс входили кабальные люди, вышедшие па нолю за смертью владельца; наконец, сюда же входили люди разных занятий, не успевшие записаться в посадское или сельское тягло. Все эти гулящие люди в XVII в. пользовались свободой, ходили по Руси промышлять разными ремёслами или личным наймом. Теперь по ревизии 1719 г., прикрепление было перенесено и на дворовых, т.е. на личных слуг, не имевших ни личной собственности, ни поземельного имущества в пользование. Таким образом, ревизия перенесла податное обложение с земли, с земледельческого труда на человека; на голый труд; отсюда подворная подать Древней Руси должна была превратиться в подать подушную. Я буду говорить о происхождении и характере последней, когда коснусь финансового положения государства при Петре. На этом новом основании, на душе, определён был объём прикреплённого общества. Впрочем, в царствование Петра правительство ещё колебалось в этом определении; любопытно сопоставить здесь несколько указов:
       Указ 1719 г. клал в подушную подать вместе с крестьянами и дворовых, устроенных на пашне, т.е. посаженных владельцев на его землю. Февральский указ 1720 г. велел класть в подушный оклад всех подданных помещика (это выражение в первый раз является в юридическом языке), кто бы они ни были, холопы дворовые или холопы кабальные (по смерти помещика последние делались свободными). Указы 1722 г. говорят о том же предмете, но различно. Февральский указ велит записывать в перепись всех дворовых людей, (которые не имеют пашни, конюхов, псарей, слуг, садовников и др.): июльский указ говорит, что надо записывать тех, кто пашет землю (хотя бы не на себя, а на владельца), и тех кто не пашет, но живёт в деревне, а не на дворе барина. Следовательно, в ревизию не записывали живущих в дворовой службе и дворовых, взятых из пахотных крестьян на двор барина. В царствование Петра было забыто распоряжение, чтоб владельцы не брали к себе во двор пашенных людей. Наконец, указ 1723 г. велел писать в ревизию заодно всех крестьян, пахавших и сидевших на земле, также и холопов помещика и всех их положить в подушный оклад. Таким образом, податное обложение совсем было оторвано от земли и перенесено на лицо. Прямым последствием этого должна быть отмена свободного состояния прежних гулящих людей и прежних кабальных холопей. Эта отмена выражена ясно в указе 1722 г., в силу которого "все вольноотпущенные и кабальные люди, имеющие выдти на волю за смертью владельца, и все на воле живущие и не годные к службе (военной) должны определяться и записываться в другую службу, а без службы никому бы не шататься, а кого поймают незаписанного за помещиком, сослан будет на галерную работу". - Основное стремление этого законодательства, вызванное ревизией, состояло в том, чтоб перенести податное обложение с земли на лицо; оно всего яснее представляется в указе, установившем новый небывалый разряд для подушного сбора в сельском населении; это был указ 18 января 1721 г. о заводских крестьянах. Стараясь о распространении мануфактурной промышленности, Пётр говорит в этом указе: "Шляхтским и купецким людям для разложения заводов и фабрик позволено покупать деревни невозбранно, токмо под одной кондиций, дабы те деревни были всегда при тех заводах без отлучно", - значит, должен был явиться новый разряд крестьян, прикреплённых не к земле, даже не к лицу, а к промышленному установлению, к фабрике или заводу. Очевидно, мысль о поземельном основании обложения не могла допустить возникновения подобного земского класса; между тем с Петра этот класс стал быстрее развиваться; он стал появляться даже раньше закона 1721 г., так что этот закон утвердил лишь факт, допущенный правительством. Ещё в 1697 г. Пётр отдал солевару гостю Григорию Строганову Сольвычегодск, приписав к новому заводу всех зырянских крестьян и к другим заводам, например, к Демидовским железным заводам. При этом не было издано никаких правил для определения отношений приписанных крестьян к хозяину завода, и заводские крестьяне, приписанные таким образом, отдавались правительством в полное распоряжение заводчика.

       Таковы были установления Петра относительно крепостного населения. Во всех указах замечается недостаток ясно выраженных общих положений и юридических принципов; в них видны только экономические побуждения, руководившие правительством. Но практические последствия, вытекавшие сами собой из экономических распоряжений Петра, должны были при его преемниках обратиться в нормы, в правила юридического положения. Это мы сейчас увидим, сделав самый беглый обзор распоряжений правительства относительно крепостного состояния, сделанных по смерти Петра. При Елизавете Петровне в 1742 г. велено было произвести вторую народную перепись, инструкция, данная для исполнения этой ревизии, докончила и определила то, что оставалось незавершённым и неясным при Петре. Все эти распоряжения можно привести к двум результатам: они 1) расширили объём прикреплённого общества и 2) увеличили права людей, к которым были прикреплены крестьяне и вместе с тем обеспечили правительству уплату податей, увеличив власть владельца над прикреплёнными душами. И то и другое было вызвано экономическими побуждениями: правительство стремилось увеличить количество податных душ. Благодаря этим побуждениям вторая перепись захватила и те разнообразные классы, которые оставались свободными в низшем населении после петровской ревизии: 1) Указ 1723 г. установил штат священников и церковных служителей при городских и сельских церквах. Все люди, оставшиеся за штатом, должны были записаться в подушный оклад; запрещено было <…> определять на духовные должности в тех приходах, к которым они принадлежали. Впоследствии помещики хлопотали об отмене этого указа. И, таким образом, в начале XVIII в. стали появляться крепостные священники, дьяконы и т.д. Вторая ревизия положила общим законом: всех священнослужительских детей, не служащих при церквах, не занимающих никаких священнослужительских должностей по их желанию приписывать к помещикам, кто пожелает принять; кроме учащихся в духовных училищах и выучившихся грамоте. Здесь приписка предоставляется ещё взаимному соглашению обеих сторон; итак, было ещё хотя немного свободы; но случилось так, что не было помещиков, желавших взять на свою ответственность доставку подушного оклада с приписных детей церковнослужителей; в том случае нелепо было указом 1748 г. о незаписавшихся публиковать; если но истечении трёх месяцев после публикации не являлось помещиков, желавших приписать опубликованных к своим дворовым людям, то заштатных приписывали к дворцовым волостям. Таким образом, значительная часть духовенства попала в крепостное состояние; за ним попало туда же и много различных лиц и членов городского общества. Указами 1721, 30-х и 40-х годов велено было приписывать к помещикам всех вольноотпущенных, поповских детей, солдатских, купеческих мастеровых, не попавших в подушный оклад, вообще всех шатающихся; иначе неприписанные должны были идти на казённую работу или в Сибирь на поселение. Приписываться предоставлялось им к тем, кто захочет их взять, приписка предоставлялась обоюдному соглашению, но выгода должна была, разумеется, склоняться в пользу сильнейшей стороны. Далее, городские люди, нанявшиеся на работу к фабриканту или заводчику, могли при рекрутской очереди быть перечислены в их крепостные, если хозяин поставил за них рекрутов из своих или купленных для рекрутства крестьян. Таким образом, часть городского населения, попавшая по найму на фабрики, становилась крепостной. Всех незаконнорожденных, приёмышей, сирот на возрасте велено было причислить к подушному окладу, исключая несовершеннолетних, которые не могли ещё выразить своего желания или условия и зачислялись поэтому за воспитателями, "чтоб ни один, - добавляет указ, - без положения в подушный оклад не оставался". Мы видели, что в Древней Руси запрещено было торговать инородцами, принявшими христианскую веру; но по указу 1737 г. инородцев можно было покупать, и держать у себя без платежа подушной подати, и продавать; одним словом, промышлять ими, как кому было угодно.

       Рядом с таким точным определением объёма крепостного общества после Пeтpa, было определено точное и понятие о прикреплении. Закон прямо объявлял однозначащими и смешивал и одно личную холопскую зависимость, или прикрепление к лицу с прикреплением к земле. "Кто за кем записан в подушный оклад, и кто за того отвечает в платеже подателей, тот и считается его владельцем и господином". Такое резкое определение понятия о прикреплении выражено ясно и указе 1768 г., в тот самый год, когда правительство собирало чины для составления Наказа. Законодательство того времени признавало служащими по найму лишь тех, кто не попал в подушный оклад; всякий же, записанный в ревизию и поступавший в личную службу к лицу делался этим самым его крепостным, таким образом возобновлён был закон Русской Правды, в силу которого частная зависимость делала неимущего рабом другого. Как неизбежное последствие этих определений должно было расшириться вотчинное и владельческое право над прикреплёнными людьми. Это расширение вотчинного права следовало бы проследить обстоятельнее, на досуге, но теперь я ограничусь немногими указаниями.

       В XVII в. поземельное прикрепление не давало землевладельцу таких судебных прав над крестьянами; даже ноябрьский закон 1718 г. не уничтожал общинного устройства крестьян, их непосредственного отношения к правительству; он прикрепление превратил из земельного в личное. Как скоро это случилось, вотчинная юрисдикция должна была расшириться. Уже из инструкции, данной дворянам в петровское время, видно, что крестьяне в вотчинных делах подлежали юрисдикции помещика или его приказчика. Впоследствии эти судебные права помещика увеличились: за пьянство, матовство приказчик мог наказать крестьянина только в присутствии лучших крестьян; неисправного крестьянина помещик мог требовать на свой двор и, давая ему на содержание мякины, обречь его на постоянную работу, "чтоб впредь, - как говорит инструкция Арт. Волынского, - даром есть хлеб было неповадно". Вотчинные права над прикреплёнными крестьянами вполне были утверждены в царствование Екатерины II в жалованной дворянской грамоте 1782 г. Здесь крестьяне отданы в частную собственность владельца совершенно на одинаковых правах с их частным движимым имуществом. Ранее указом 1767 г. запрещено было крестьянам приносить жалобы на притеснения помещиков; жалобщиков, ябедников велено было наказывать кнутом и ссылать на вечную каторжную работу. Это было последним шагом в развитии крепостного права, и этот шаг был сделан в то время, когда указом Петра III была снята с дворян общая служебная повинность, которая сначала была одной из причин, вызвавших прикрепление крестьян. Вот почему крепостное право с этой минуты должно было изменить свой характер - оно утратило своё юридическое и нравственное оправдание. Прошло несколько десятков лет без изменений. Наше столетие открылось указом, который можно считать началом целого ряда мер, направленных к эмансипации крестьян; это указ 1801 г., стеснивший дальнейшее развитие крепостного права, так юридически расширявшегося и укреплявшегося.

       Чтоб составить себе ясное понятие о развитии этого состояния в XVIII в., надо указать ещё на одно средство, расширившее крепостное состояние - это средство расширения заключалось в том, что постоянно обращались государственные и дворцовые крестьяне в владельческих, крепостных. В XVIII в. вместо прежней поместной раздачи земли за службу правительство стало раздавать в награду за услуги поместья, населённые крестьянами из дворцовых волостей; и чем дальше, тем эти пожалования крестьян совершались в больших размерах: князю Меншикову пожаловано было всё население Ингермандии, в 20-х годах он имел пожалованных крестьян 50 000, кроме 32 000 беглых крестьян, которых он стремился укрепить за собой разными незаконными средствами; к концу царствования Петра Меншиков был владельцем 1 000 000 крепостных крестьян. С того времени можно насчитать большой список очень крупных пожалований в XVIII в. Небогатый прежний помещик кн. Ромодановский сделался таким путём крупным землевладельцем; графиня Головкина, урождённая Ромодановская, получила от отца 20 000 крестьянских душ. Князь А.М. Черкасский, умирая, отказал дочери 10 000 крестьян (в имении, перешедшем потом к Шереметевым). Гренадерская рота Преображенского полка, помогшая Елизавете вступить на престол, была вся пожалована крестьянами; на 290 человек роздано было всего 14 000 душ. Такими же пожалованиями и наградами сопровождалось и вступление на престол Екатерины II. Новозавоёванные провинции служили обильным источником раздач крестьян. Число этих раздач кажется совершенно невероятным: генералы, ведшие ту или другую войну, и случайные люди были жалуемы императрицей: пять братьев Орловых получили в первую половину царствования 45 000 душ; Васильчиков в 18 месяцев своего случая 16 000; Потёмкин к концу своей карьеры был помещиком 200 000 душ. Всё его громадное состояние определяется в 650 млн. Даже в царствование Павла, который первый принял меры к ограничению крепостного произвола, эта раздача совершалась в больших размерах; по случаю коронации роздано было разным лицам более 100 000 крестьян из дворцовых с наделом 1,5 десятины на душу. Наконец царствование Александра прекратило эти раздачи и установило меру обратного движения: правительство ассигновало прежнюю сумму на выкуп крестьян и превращение их в государственных.

       Такова была история крепостного состояния с начала XVII в , очерченная сколько возможно кратко. Я ещё скажу несколько слов об общем значении крепостного права для дворянского сословия. Едва ли дворянство пользовалось этим правом полное столетие во всей его широте и просторе, и однако же следы этого права врезались так глубоко в это сословие, как в старое время врезывалось клеймо в лицо преступника на всю оставшуюся жизнь; теперь прошло более десятилетия со времени уничтожения крепостного права и, наверное, пройдёт ещё не одно поколение прежде, чем общественная и нравственная физиономия этого сословия очистится от пятен и черт этого клейма, прежде, чем мы перестанем узнавать дворянина по его образу мыслей, как по покрою платья и речи узнают в наше время семинариста.

       С того времени как образовалось Московское государство, дворянство наше является с двояким значением в обществе - с политическим и экономическим; оно было, с одной стороны, орудием управления и обороны страны, административным и военным классом, а с другой стороны - землевладельческим сословием. Государственные потребности привели правительство к прикреплению крестьян к земле. Землевладельческие злоупотребления, недостаточно сдерживаемые правительством, превратили это поземельное прикрепление в личное. Таким образом, крепостное право вышло из совокупного действия тех двух общественных ролей, какие прошедшее заказало дворянству и этот роковой дар прошедшего, крепостная собственность, испортила обе эти роли, т.е. общественную судьбу сословия. Прелести крепостного права тянули дворян в деревню от службы гражданской и военной. Это заставляло правительство силой вытягивать дворян из деревень и превратить службу в тяжкую повинность для сословия; и, во-вторых, это помогло развитию чиновничьего пролетариата, который путём выслуги увеличил количество дворян, не увеличив его общественного духа. Указом Петра об обязательной службе дворян <…>.

       То же крепостное право помешало дворянину стать сельским хозяином. Сначала он не мог иметь к этому делу ни физической, ни нравственной охоты; он являлся в деревню отдыхать.

       Потом, когда земля с крестьянами была закреплена за ним в вечное владение, в нём уменьшилась боязнь разориться от дурного управления - труд и личность крестьян была в его полном распоряжении. Наконец, когда явился указ Петра III о вольности дворянского сословия, дворянин сделался праздным обитателем своего поместья, он увидал между собой и землей крепостного крестьянина, находившегося в полном его распоряжении; с тех пор предметом его забот стала не обработка земли, а эксплуатация труда крестьянского и торговля душами; из землевладельца он обратился в рабовладельца, душеторговца, в "прасола" живых душ. Гениальная мысль коллежского советника Павла Ивановича Чичикова была естественным последствием такого сельского хозяйства, и Коробочка потому только не поняла его, что воображала себя хорошей хозяйкой и брала выгоды на "сале" и на перьях. Таким образом, крепостное право лишало наше дворянство и политического и экономического значения, какое землевладение давало западным дворянам. Сословие это должно было бы исчезнуть, как исчезают мухи, набросившиеся на отравленную бумагу, но одно обстоятельство этому помешало; против воли самого дворянства ему дано было противоядие. - Тёмные инстинкты жизни человеческой всегда умнее и честнее житейской теории человека. - В начале XVIII в. на дворянство положена была новая повинность - учение, которое втянуло его волей неволей в круг западных идей и именно в то время, когда эти идеи стали особенно широки, смелы и обаятельны. Находясь в вечной праздности и скучая среди подлых людей (выражение XVIII в.), благородные обитатели сельской глуши привязались к этим идеям, к этому чужому просвещению, и не отстали от них, когда с них снято было школьное рекрутство. С тех пор они и никто другой стали основателями нашего литературного и культурного развития. Стоит лишь перебрать имена всех наших литераторов, от Сумарокова до графа Толстого, - вы их по-прежнему найдете в старых списках дворянского сословия XVII в. Но эти культурные заслуги дворянства сообщили свой сословный отпечаток, иначе и быть не могло; странен человек, который думает что общественные и нравственные болезни проходят даром сословию или отдельному лицу. Наше дворянство, не имея практического значения дома ни государственного, ни экономического, беззаветно и бескорыстно вошло в круг западных идей, которые были на Западе следствием известной борьбы; дворянство наше воспринимало эти идеи, не участвуя в борьбе, не видя её у себя дома. Это сообщало некоторую прелесть философскому и литературному увлечению нашего дворянства XVIII в.; оно любило эти идеи без практических соображений; оно любило их в самих себе, как Дон Кихот любил свой идеал; но здесь дворянство внесло свой сословный характер - в выборе идей и их усвоении; тут сказалась привычка брать всё в последнем, вычурном виде и всегда располагало выбирать последние, новомоднейшие идеи и мнения, оно получало их из Парижа, как выписывают моды от какой-нибудь известной M-me Annette - Вот что даёт постоянную цену различаемому в наше время консерватизму и демократизму дворян; в сущности, это одно и то же, только первый отзывается конюшней, второй пахнет барской девичьей. Отсюда выходят все типы, которые вы найдете в нашей литературе; Митрофанушка, <…> сын его Радищев ещё искренно увлечен идеями XVIII в., внук его Онегин уже не знает, что с ними делать; Рудин только говорит о них и ничего не делает и, наконец, Обломов, не находя куда поместить их, лежит. - Те же инстинкты крепостного права сказались в самом роде литературной деятельности дворянства: землевладельческое и служилое сословие не выставило ни одного писателя по сельскому хозяйству, ни по государственному праву. Сперанский, первый русский публицист, вышел из духовного звания. - Все эти условия, действуя вместе на дворянство, поставила его идеи в глубокое противоречие с действительностью; всё, что говорилось, не имело практического применения в обществе, это было два мира без моста, между которыми не было ничего общего - мир идей и мир действительности. Но есть одна хорошая сторона в этом раздвоении: благодаря тому, что идеи оставались чужды действительности и не имели практического отношения к обществу, они не позволяли дворянству опошлиться, усвоить себе дикие инстинкты остальных слоёв общества.