Лекция 5-я

следствие слишком краткого обзора истории XVIII в., мы должны часто делать отступления, чтобы живо представить сферу, в которой вырос и воспитывался Пётр. Эти отступления задержат рассказ о Петровской реформе, но не повредят ему. Мы должны и теперь сделать такое отступление. Прошлый раз я обозначил партии при московском дворе по смерти Фёдора и указал, кто были сторонники Софьи: далеко не одинаковые чувства связывали этих сторонников. Царевны, уже почуявшие прелесть воли, ненавидели мачеху, грозившую заключить их в терем или монастырь. Из бояр некоторые были связаны сердечными или родственными отношениями, другие пристали как стародумы, чтоб не пустить наверх выскочек, державшихся за мачеху. У сторонников царевны было много злости, но, кажется, Софья была единственная голова и смелая воля во всей партии. Чтоб знать, где эта голова и воля достала руки для работы, надо знать тогдашнее состояние Москвы. Зерно города состояло из Кремля и Китая-города, со временем обраставших со всех сторон примыкавшими поселениями. Сверх жилищ бояр, дворцовых служителей, в состав столицы вошли многочисленные подгородные слободы, захваченные в городскую черту расширением столицы. Но до XVI в. Москва росла и разбрасывалась преимущественно на левом берегу Москвы-реки. Кажется, раньше XVI в. Замоскворечье не было заселено; здесь за речкой, прямо перед государевым дворцом между речкой и нынешней Канавой находился великокняжеский сад, название которого удержалось в ближней улице Садовников, заселявших её в XVI в. За этим садом, между нынешней Якиманкой и Пятницкой улицей, с начала XVI в. стали возникать новые слободы, обитателям которой пришлось принимать участие в важных переворотах. В начале XVI в. великий князь Василий велел выстроить здесь слободу для своих дворцовых оберегателей, своей стражи. Эта Великокняжеская гвардия имела право во всякое время держать у себя и пить вино, между тем как простым гражданам это позволялось только. Но чтоб другие не заражались дурным примером, этих государевых сберегателей выселили за город; место, куда их поселили, стало зваться Наливками; воспоминание об этом удержалось в имени церкви Спаса, что в Наливках. Без сомнения, эти государевы телохранители времени Василия в царствование его сына сделались известны под именем стрельцов. По крайней мере, стрелецкие слободы становятся известны там, где находилась слобода Наливки и стрельцы удержали за собой значение дворцовой стражи. Иностранцы не называют их иначе, как гвардией Это пьяное название долго не было пророчеством. Стрельцы развелись вследствие важной военной потребности и долго удовлетворяли ей; недостатки старой дворянской конницы рано стали чувствоваться в Кремле, наводя на мысль о постоянной пехоте. Такой постоянной пехотой являются стрельцы в царствование Грозного. При штурме Казани они шли впереди дворянской конницы смелее всех (1553). Впоследствии стрельцы появились и в областных городах; они имели троякое назначение: 1) в военное время ходили в походы, составляли пехотные отряды в армии; 2) в мирное время служили в гарнизонах и городах и 3) составляли полицейскую стражу; составляли караул при дворце и при городских воротах; они встречали иностранных послов и провожали государя в его поездках.

       При пожарах они исполняли обязанность пожарной команды. Благодаря этому разнообразному назначению стрелецкое войско развилось очень быстро; в 1541 г. 1800 стрельцов ходили выводить измену в Новгороде и разгромили город.

       В начале XVII в. в столице считалось до 10 000 стрельцов, сверх того в областных городах стояло стрелецкого гарнизона человек по 50, по 80, до 150. В пограничных городах эти стрелецкие гарнизоны были многочисленнее. В царствование Алексея Михайловича находим до 20 приказов стрелецких, в приказе от 860 до 1000 человек. В мае 1582 г. в начале событий, о которых я хочу рассказать, в Москве их было в сборе около 14 000. Когда это стрелецкое войско стало размножаться и старых стрелецких слобод оказалось недостаточно, новые отряды стали селиться на левом берегу Москвы-реки. Таким образом возникли новые небольшие стрелецкие слободы, разбросанные на разных московских окраинах. Память об этих стрелецких слободах сохранилась в топографической номенклатуре столицы, одна из этих слобод находилась в том месте, где теперь церковь Сергия, что в Пушкарях.

       Другие полки были помещены и приходе Троицы в Листах, где была выстроена потом Сухарева Башня, по имени полковника стрелецкого, Сухарева, единственного оставшегося верного в смутах 1682 г.

       Третий полк, Титов, находился за рекой, на том месте, где теперь церковь Спаса, что в Чигасае. Стрелецкое войско вербовалось из вольных людей городских или служилых, из людей резвых и стрелять гораздых, по выражению указа. В стрельцы не принимали ни холопей, ни беглых людей. Звание стрельца было наследственное и бывают в стрельцах вечно, говорит Котошихин. Стрелецкие дети унаследовали своё звание от отцов и дедов. Стрельцы жили на полном казенном содержании; им выдавали хлеб и жалованье, которое простиралось до 10 руб. в год, значит, стрельцы получали вдвое и втрое против дворян, служивших у патриарха (которые получали по 3 и 4 руб.). Для этого жалованья крестьяне и города Московского государства, за исключением дворцовых земель, были обложены значительной податью, называвшейся стрелецкой деньгой. Сумма стрелецкого жалованья простиралась до 100 000 руб. Сверх жалованья стрельцы получали хлеба до 15 четвертей и 2 пуда соли; одежду тоже получали от казны. Они составляли самый нарядный отряд во всей московской армии; они щеголяли в цветных кафтанах, желтых сапогах и бархатных шапках с меховой опушкой; у каждого полка был свой цвет кафтана. Правительство баловало стрельцов и предоставляло им большие льготы общественные и экономические; они имели свой суд, свою администрацию, был особый стрелецкий приказ; десятники и сотники выбирались из стрельцов; сверх того они пользовались большими материальными выгодами, занимались торговлей и ремёслами, но не платили никаких пошлин, не тянули тягло вместе с посадскими людьми столицы. Благодаря этим льготам стрельцы в XVII в. сделались очень зажиточным классом в столице. Котошихин говорит, что в полках стрелецких было много людей торговых и ремесленных очень богатых. В XVI и XVII вв. они оказали государству очень важные военные услуги, не раз отличались в битвах, в царствование Алексея Михайловича они главным образом взяли Смоленск штурмом под предводительством Матвеева. Но во 2-й половине XVII в. это войско начало портиться. Разные причины действовали на стрельцов, разрушая их дисциплину; прежде всего па стрельцах отразилось то общее разложение государственного порядка, о котором я говорил. Именно в половине XVII в. в состав полков стрелецких вошли ненадежные элементы; после Разинского бунта отобрали из стрельцов ненадежных, удалили их от окраин и поселили в Москве.

       Наконец, вредное действие должно было оказать на дисциплину экономическое положение стрельцов; это были мирные обыватели столицы, на которых, однако, лежала военная служба. Они должны были с неудовольствием отправляться от времени до времени на службу. Затем занятие торговлей и промыслами должно было особенно чувствительно отражаться на избалованном войске. Один современник говорит, что упадок дисциплины зависел более всего от их купечества и любостяжания, которому содействовали командовавшие. Благодаря этим причинам в царствование Фёдора в стрелецких слободах стал разливаться сильный ропот на правительство и администрацию; надо заметить, что всё начальство стрельцов принадлежало к другому классу: все полковники., головы, полуголовы и сотские были из дворян или детей дворянских; эти начальные люди поступали с стрельцами так, как все администраторы с подначальными людьми, гоняли их на свои работы, удерживали их жалованье, заставляли одеваться на свой счёт и т.д. В стрелецких полках, как и везде, тогда очень обычны были телесные наказания. Жалобы на все эти злоупотребления представлены были умирающему царю Фёдору, но царь оставил их без внимания. Но лишь только умер Фёдор, стрельцы большой толпой подступили к Красному крыльцу и требовали исполнения своих просьб, которые были не исполнены при Фёдоре. Жалуясь на злоупотребления начальников, стрельцы требовали, чтоб им выдали головой полковников и чтоб заставили их заплатить все недочеты, высчитанные стрельцами на начальных людей. Новое правительство, ещё не чувствовавшее себя прочным, без главного своего руководителя Матвеева, не сообразило, как действовать и сделало потачку стрельцам, велело взыскать с полковников, что требовали стрельцы. Возле Архангельского собора перед Разрядом вывели полковников и несколько дней били на правеже, взыскивая насчитанные на них деньги; много палок было переломлено о спины и ноги дворян. Стрельцы стояли толпой у приказа и руководили наказаниями начальных людей, били их несколько дней и переставали только по распоряжению стрельцов. Взыскания простирались до 2 000 руб., огромная сумма в то время. В стрелецких слободах в то же время шла расправа без помощи правительства; начальных людей хватали, сбрасывали с каланчей. Это было в самом начале нового царствования. Стрельцы были взволнованы, раздражены против военной администрации; этим настроением стрельцов решилась воспользоваться сторона Софьи. Я не буду рассказывать бунта стрелецкого; нам надобно узнать лишь причины, характер и последствия этого восстания.

       В Москве в продолжение трёх дней, 16, 17 и 18 мая, происходили неслыханные сцены; бунтовавшие стрельцы вторгались за решетку дворцового крыльца, врывались во внутренние дворцовые покои, шарили везде в комнатах царевен, заглядывали под кровати, переворачивали перины. Масса людей по списку, данному Софьей, были избиты стрельцами. С высоты Красного крыльца сбрасывали бояр на копья стрельцов, стоявших внизу на площади между Успенским и Благовещенским соборами. Трупы убитых бояр через Спасские ворота выволакивали на Красную площадь с криками: "Сторонись, вот боярин едет, вот думный!" Сама царица-вдова должна была с царём и царевичем выйти на Красное крыльцо, чтобы доказать стрельцам нелепость слухов о смерти Ивана. Стрельцы трогали его, заставляли отвечать, что он жив: "Аз есмь и никто меня не изводит". В прежней истории Московского Кремля и дворца таких событий ещё не бывало. Стрельцов подняли, чтоб избить сторонников царицы-вдовы, но стрельцы плохо понимали различие между Софьиными и Натальиными боярами; они вообще восстали против и начальных людей и бояр, и мятеж получил характер не придворной интриги, восстания не против известной партии, но против государственного порядка и высших его органов. Стрельцы говорили вообще против управителей, чтоб их всех избить. Это было настоящее Разинское восстание в стенах Кремля. Лишь только обнаружился бунт, государство точно исчезло, все органы его попрятались, не видно было ни одного боярина на улице, ни один дьяк не смел показаться; здесь господствовали пьяные стрельцы: "Теперь наша воля, всё дрожит перед нами". Таким образом, Софья увидела скоро, что взяла через край; из орудия стрельцы сделались владыками дворца и начали распоряжаться сами царевной. Царевна, царица, патриарх и бояре во всех этих волнениях 1682 г. являются лицами без речей, автоматами, двигающимися невольно. Бунтуя против бояр и начальных людей, стрельцы старались сблизиться с низшим классом в Москве, и мятеж начал получать социальный характер. Одним из первых его действий было разграбление Холопьего и Судного приказов, была объявлена свобода холопам и крестьянам. Впоследствии Софья, желая привлечь к себе бояр и начальных людей, обвиняла стрельцов в том, что они хотели избить всех дворян, освободить холопов и овладеть всем государством.

       Таково значение и характер этого мятежа; вышедши из придворной интриги, мятеж получил характер движения против государственного порядка. В таком изменении характера мятежа была виновата одна царевна.

       Шумные события в мае 1682 г. пронеслись, временной бурей над народом и государством; эта буря кое-что сломала и погнула, но ничего не вырвала с корнем; потом всё является опять на прежнем месте, но для дворца государей московских эти события имели роковое разрушительное действие, было падением без восстания.

       Я не намерен шутить, если скажу, что двор старых московских царей был добродетельнейшим из европейских дворов; возьмём любую европейскую придворную хронику, сколько в ней найдём пороков, страстей, каких не отыщем в Москве В XVII в. не находим в Москве даже летописи, вместо неё Служебные, Разрядные и Приходо-расходные книги.

       Старые русские цари вели чинную, степенную, ровную жизнь, которая не возмущалась ни порывами страстей, ни даже вздохами, разве иногда долетавшими до дворцового государева верха неосторожными криками какого-нибудь истопника или подьячего, наказываемого батогами в ближнем приказе.

       Всякий шаг этой жизни был в точности давно определён, ступая по какому-то вековому приличию, и заносился в Приходо-расходную книгу. Все люди, принимавшие участие в этой жизни, от последнего истопника до первого боярина, двигались как части какого-нибудь многоколёсного механизма и даже тот, для кого этот механизм единственно работал три века, и он, постепенно втягиваясь в его круговорот, становился не управителем, а первым из колёс, неспособным ни ускорить, ни остановить его движения. Читая эти записки о придворной жизни, удивляешься, как могли люди среди этих ежедневных неизменных мелочей находить время грешить, как могли сохранить умение грешить. И вдруг цвет дворцовых теремов, бережённый пуще зеницы ока от дурного глаза и от дуновения ветерка, девица-смиренница, развившаяся под влиянием благочестивого монаха, хотя некрасивая, но украшенная именем и ведением премудрости, смело выступила на Красную площадь, сдёрнула с лица покрывало и зажгла государственный мятеж; покрыла эту площадь трупами отцовских друзей и слуг; дозволила обшарить свои девичьи покои, перевернуть перины сестёр и теток - и всё для того, чтобы избавиться от ненавистной мачехи и чтоб не дать оторвать от себя князя Василия Васильевича Голицына. Знал бы это Алексей Михайлович, как вспыхнули бы его румяные пухлые щёки, как загорелись бы его глаза от этого срама родной дочери. Вследствие этих событий глубоко пал московский двор и не поднимался более никогда. Историческая работа, окружавшая этот дворец полурелигиозным уважением, не повторилась более в народе. Атмосфера Кремлёвского двора, и прежде не отличавшаяся благорастворённым воздухом стала ещё хуже; вот отчего Алексей Михайлович так часто уезжал в Коломенское и Преображенское, он редко проводил долгое время в Москве. А теперь от Кремлёвского воздуха стало пахнуть кровью и вину нельзя было сложить на простых мятежников, вот почему неудивительно, что со времени Петровской деятельности дворец Кремлёвский пустеет. Пройдёт ещё 10 лет, и мы увидим, что величие этого двора было да прошло и быльём поросло.