Лекция 13-я
Пребывание Петра в Голландии и Англии
| В |
водя Вас в подробности заграничной поездки Петра, я прошу не забывать, что здесь одинаково важно то, что он замечал и чего не замечал; последнее даже иногда важнее первого для истории его понятий. Во многих отношениях Голландия XVII в. была очень замечательной, даже единственной страной в Западной Европе. Ничтожная низменность в каких-нибудь 640 метров, эта страна в то время развивала чрезвычайные экономические и нравственные силы. Прошло каких-нибудь 100 лет со времени её освобождения от испанского ига, и в это короткое время свободного существования она сделала такие культурные успехи, до которых не достигали другие страны Европы и в длинный ряд веков. В её университетах блистали первые знаменитости, на её почве мыслил Спиноза, Гуго-Гроций был её политиком и творцом нового государственного международного права; её мастерами были Ван-Дик и Рембрандт; и всё это были не искусственные оранжерейные плоды, какие удавалось выводить в других странах Европы ценой больших усилий и казённых издержек в размере <...>
Полёт политической жизни в Голландии шёл совершенно в уровень с её общественным и экономическим движением; в ней была стройная конституция, какой не существовало в других странах континента. Голландский флот бороздил по всем морям; где не было голландских факторий? Сама Англия в XVII в. не могла соперничать с Голландией в широте торговых предприятий; голландский торговый флот н последние десятилетия XVII в. транспортировал 18 млн. центнеров товара, тогда как за это же время груз английского флота не превышал 5 млн. В самой стране с невероятной быстротой основывались громадные капиталы на самых отважных предприятиях. Эта болотистая страна была высушена, изрезана каналами, обработана и покрыта фабриками. Пример Голландии заразительно действовал и на другие страны Европы.
XVII в. был эпохой развития государства, вышедшего из развалин феодального и церковного общества средних веков. Идея государства, как идея общего блага, была давно готова, был готов и её двигатель - верховная власть, но не был ещё построен новый государственный механизм, не было рычагов, с помощью которых действует этот двигатель. С половины XVII в. начинается техническая выработка государства, создание его форм; этими формами, разрушившими феодальную жизнь, была регулярная армия, однообразная администрация, финансовые науки, открывшие новый источник доходов для двора, и, наконец, полиция, ставившая граждан в известные рамки общественной дисциплины. До того времени государство действовало ещё старыми приёмами, средневековыми. Теперь явились другие приёмы действия и другие руководящие цели в обществе; теперь вопрос о вывозе и привозе сделался важнее вопросов догматических и религиозных, контрабанда преследовалась более, чем ересь. К такому политическому построению подходило как нельзя более направление Голландии. Сложившееся здесь убеждение, что материальное развитие государства - единственный путь для общего и частного благосостояния, перешло и в другие государства Западной Европы, отсюда вышла эта коммерческая, или меркантильная политика (как она зовётся в литературе), спекулирующая, холодно рассчитывающая по приходо-расходным книгам, какой отличалась вторая половина XVII и чуть ли не весь XVIII в. Главным вопросом народного благосостояния делалось количество податных душ и квадратных миль. В такую минуту политического направления попал Пётр в Западную Европу. Въехав в Голландию и погрузившись в душную атмосферу фабрик и дыма, Пётр почувствовал себя дома. Здесь он воочию увидел то, о чём думал и что видел только в миниатюре в Москве или Преображенском. Понятно, что он принялся за дело с энергией. В красной куртке, белых шароварах и лакированной шапке начал он работать на верфи сначала в Саардаме, потом в Амстердаме. При нём заложили и он начал строить фрегат, в свободное время он ходил но всем мастерским, какие его занимали. Трудно собрать в стройную группу все его впечатления и наблюдения в Голландии. Журнал его путешествия прерывается именно на Голландии.
Мы должны всюду собирать его впечатления - он осмотрел все сукновальни, бумагопрядильни и все мастерские, раскинутые по берегам Амстердамского залива. Он был везде, где он мог поучиться новому ремеслу, всё, что было замечательно своим техническим совершенством, было предметом его напряжённого внимания. Профессор Рюйш заинтересовал его своими анатомическими лекциями. В Лейдене заглянул в знаменитый анатомический театр Бохргава. В Голландии у Петра нашлись знакомые: главный из них был амстердамский бургомистр Витзен, приезжавший в Россию при Алексее Михайловиче и описавший юго-восточные окраины России. Этот-то Витзен стал ментором Петра при изучении технических работ в Голландии - он показывал ему госпиталя, воспитательные дома, фабрики и прочее. Пётр учился здесь и гравированию. Чтобы дополнить круг голландских впечатлений Петра, позвольте прочесть вам несколько выдержек из журнала одного из тех дворян-волонтёров, которые были отправлены за границу по распоряжению Петра (к сожалению, имя его неизвестно); по всей вероятности, это был один из Долгоруких. Он бегло и сжато передает всё, что интересовало его в Голландии: "В Амстердаме был в доме, где собраны золотые, серебряные и всякие иные руды и образцы, показывающие, как родятся алмазы, изумруды и прочие камни, самородное золото и разные морские вещи. Там же видел метальника (акробата), который чрез 3-х человек, перескоча на лету, обернётся головой вниз и станет на ноги. Видал у доктора анатомии кости, жилы и мозг человеческий, сердце, лёгкие и прочие внутренности в спирте сохраняемые и от многих лет потленные. Видел тоже кожу человеческую, выделанную толще бараньей; кожа, которая на мозгу, вся в жилах, а из косточек, кое в ушах, иные совсем похожи на молоточки. Там же видел великое собрание редких и предивных жуков и бабочек. В Амстердаме показывали мужика, совсем безрукого, который в карты играл, из пищали стрелял, брил себе бороду, в стену бросал шпагу и писал ногою"; и т.д.
Изучение
корабельного дела в Голландии не вполне удовлетворяло Петра: здесь плохо знали
теорию архитектуры корабельной; это опечалило Петра. Один англичанин указал
ему на Англию, где хорошо знали эту отрасль морского дела. В начале 1698 г.
Пётр отправился в Англию и пробыл там 3 месяца, работая сам на корабельной верфи
в Дентфорде. Журнал путешествия описывает довольно подробно это пребывание русского
посольства в Англии; в нём есть любопытные черты. Я их приведу в том непосредственном
виде, в каком читаем их в журнале: "15 января вечером были в комедии.
Января 16. Были дома и веселились довольно.
- 27.
Был десятник на дворе, на котором всякие денежные вещи.
- 31.
Были у Андр. Стельса, у него кушали и приехали домой веселы.
Февраля 7. Был десятник на
дворе, где всякие инструменты видел
- 12.
Ходили на двух яхтах в Улвич.
- 19.
Ходили на маленькой яхте.
Марта 2. Ходили на двух яхтах в Улвич и веселились.
- 3.
Ходил на парусах часа три.
Марта 6. Был десятник в Улвиче, смотрел лабораториум,
где огнестрельные всякие вещи и наряжают бомбы.
- 9.
Была у нас великая женщина 4 арш. после обеда, которая протянула руку и, не
наклонясь, десятник под руку прошел. Ездил десятник верхами на астрономику".
Очень редки замечания вроде: 2 апреля: Были в парламенте. Вот всё, что можно собрать наиболее важного в заграничных наблюдениях и впечатлениях Петра. Из Англии он проехал в Вену, хотел отсюда отправиться в Венецию для изучения итальянского корабельного искусства, но присланные вести о стрелецком бунте заставили его вернуться в Москву. Легко догадаться, с каким расположением духа ехал Пётр домой и какое настроение мыслей и чувств создали в нём заграничные наблюдения. Всё, что он здесь видел, должно было произвести на него обаятельное, одуряющее впечатление. Следя за этими впечатлениями по запискам, невольно вспоминаешь слова Гоголя о том, как в детстве он выезжал в незнакомый город - здесь всё одинаково интересовало его - и шлагбаум, и церковь, и некрашеный забор; так и внимание русского за границей в XVII в. скользило бегло без утомления по всем разнообразным диковинкам, какими была изукрашена западная жизнь. Впечатление это в Петре должно было быть тем сильнее, что он не мог заглянуть на оборотную сторону этой жизни, за кулисы этого блестящего зрелища цивилизации. Тогда и в западноевропейском обществе едва были заметны первые попытки критики; блеск этой цивилизации ещё не был замаран философской чернильницей XVIII в.; вся культура ещё не представлялась выкрашенной гробницей, над которой Руссо потом отпоет отходную. Вся обстановка, к которой Пётр привык дома, должна была производить на него большое уныние и всё, что он нашел в России по возвращении, должно было показаться ему ещё противнее. В Москве было мною иностранцев в то время, некоторые из них оставили заметки о первых днях по возвращении Петpa из-за границы, в них легко заметить то состояние его души, когда он воротился домой. Он приехал 25 августа в Москву, не заглянув в Кремль, не видав семейства, он поспешил повидаться с некоторыми знакомыми, преимущественно в Немецкой слободе; вечером пировал у Лефорта, ночевать уехал в Преображенское. На другое утро приехали представиться царю старшие бояре; он встретил их с ножницами и обрезал им бороды собственноручно. I1ередавая им заграничные впечатления, царь заговорил о польском короле, который, несмотря на свою пустоту и беспорядочность, очаровал Петра. "Вы все, - сказал Пётр боярам, - и каждый в отдельности не стоите его одного, не потому что он государь, а потому что он умеет привлекать к себе людей".
27-го Пётр сделал своим войскам смотр и увидел (по словам Корба), что им ещё многого недостает, чтобы считаться настоящими солдатами; показывал сам, какие движения и повороты должно делать, потом, соскучившись зрелищем этого беспорядочного необученного войска, уехал к Лефорту и пропировал до глубокой ночи среди криков и пушечной пальбы. 1 сентября, в день нового года, был пир у Шеина, на который сошлось много бояр и простых матросов; Пётр забыл о первых, говорил больше с последними, наделял их яблоками, звал своими братьями. Он чувствовал себя весёлым лишь среди иностранцев; присутствие русских наводило на него скуку и раздражение. Эта раздражительность дошла до крайней степени - он не мог выносить малейшего сопротивления. На пиру у Нарышкина, разговорившись о сравнительных достоинствах разных государств, Пётр высказался нелестно о Польше. Присутствовавший польский резидент заметил на это, что и в Московии тоже происходит много предосудительного. Пётр вспылил: "Если б ты был моим подданным, я бы тебя давно послал к тем, что качаются на виселице! Я знаю, на кого ты намекаешь". Уезжая в Воронеж, Пётр устроил пир у Лефорта. Перед обедом было заседание Думы очень важное, и Пётр продолжал говорить о делах за столом; при этом Пётр был в таком раздражении, что давал волю не только словам, но и рукам. На пиру у полковника Чамберса царь рассердился за что-то на Лефорта, свалил его на землю и начал топтать ногами. Другой раз Меншикова избил в кровь. Это настроение, ещё усиленное розысками стрельцов, объясняется одним письмом царя, адресованным к Виниусу из Воронежа. Вот замечательные слова этого письма: "Мы слава Богу, зело в изрядном состоянии нашли флот и магазен. Только ещё облак сумления закрывает мысль нашу, да не укоснеет сей плод, яко фиников которого насаждающи не получают видеть. Обоче надеемся на Бога с блаженным Павлом: подобает делателю от плода вкусити". (Соловьев, 14 т., с. 290).
Пётр отправился в Голландию с очень специальной целью: обучиться всему, что нужно знать хорошему плотнику; по крайней мере так объясняет он сам цель этой поездки в предисловии в регламенте о флоте. Но он там видел такие результаты тамошней науки и жизни, что вернувшись домой, увидел всю неизмеримую даль пути, какую надо пройти, чтобы стать в уровень с этой жизнью; им овладело сомнение, неуверенность и вместе озлобление. Из этого соединения заграничного очарования с домашним разочарованием и раздражительностью и объясняются первые реформы Петра, произведенные по возвращении из-за границы, над которыми так бились исследователи, чтоб объяснить их смысл - именно отмена бороды и введение иноземного костюма.
Мы дошли теперь до той поры в деятельности Петра, которую можно обозначить эпохой преобразований. Далее, анализируя реформы Петра, я разделю их на группы, сопоставлю с порядком общественной жизни Древней Руси, приведу их во внутреннюю связь и на основании этого анализа постараюсь потом отдать отчет в истинном характере и значении реформы.
