Лекция 25-я

Происхождение преобразовательной программы Петра. - Внешние обстоятельства, изменившие основную программу реформы.

казав отношение реформы к Древней Руси и указав, как из этих реформ необходимо вытекали преобразования нашего времени, я попытаюсь обозначить происхождение преобразовательной программы Петра, т.е. не отдельные потребности случайные или временные, определившие те или другие приёмы преобразований, но их общий источник, из которого вышло основное стремление реформы, основной её характер. Основное стремление петровских преобразований целиком обязано было своим происхождением Древней Руси, мы видели, что сущность этой реформы - экономическая перемена государства и гораздо менее юридическая, и наконец, она совсем не политическая. Излагая ход развития Древней Руси, мы видели существенную черту, его характеризующую: Древняя Русь с особенным трудом вырабатывала право и более всего трудно было для неё развитие права государственного; факты государственной жизни всегда забегали вперёд понятий; старое Московское государство было готово вполне гораздо раньше, чем завершилось и выяснилось его государственное право. С другой стороны, удельное вотчинное и потом и государственное хозяйство Древней Руси составляло не только главное, но исключительное содержание внутренней государственной политики. Всё основание государственного строя, административный порядок, землевладение, государственное положение сословий служилого и податного, все эти глубочайшие основы государственного порядка, всё это целиком вышло из государева хозяйства. Старый двор московского государя был гораздо более самым крупным хозяйством Древней Руси, чем узлом и средоточием государственной жизни; государева казна была гораздо чаще привилегией, монопольным купцом, чем кассой государственных доходов для удовлетворения народных нужд или военных потребностей. Хозяйственные инстинкты - самая яркая характеристическая черта этих старых московских государей. Самый политический термин государь на древнем русском языке значит не что иное, как хозяин; следовательно, само слово государство было не что иное, как понятие хозяйства. Этот хозяйственный инстинкт унаследовал и Пётр, и он часто сказывается в его законодательстве. За порубку казённого заповедного леса, назначенного для флота, указ грозит часто смертью. За незаконную продажу крестьян в розницу никакой указ не грозит никакой карой. Это даже противоречило хозяйственной бережливости Петра, ибо нет сомнения, что податная душа на тогдашнем рынке стоила дороже прямой и высокой ели. Если бы половину усилий, какие были употреблены законодателем на сохранение строевого и корабельного леса или на введение лучшей выделки юфти, с помощью ворванного жира, а не дёгтя, если б половина этой энергии применена была к поддержанию статей Уложения Алексеева о крестьянах, - то социальный порядок русского общества, вероятно, избавился бы от многих злоупотреблений. Таков был общий источник первоначальной основой преобразовательной программы Петра. Старая Русь развила и внушила Петру только хозяйственные инстинкты, которые и выразились в хозяйственной преобразовательной программе. Отсюда можно видеть, как ошибочно приводить слишком резкую межу между до и петровской Русью, они близки одна к другой не по размеру народного напряжения, не но внешним формам, не по явлениям, вспыхивавшим на поверхности жизни, а по внутреннему характеру, по внутренней исторической связи явлений. Отсюда вы можете видеть, как не точно определение этой реформы, когда её называют революцией; в ней нет существенных свойств государственного переворота, какие мы называем этим словом. Революция есть движение, поднятое для изменении существующего права и поднятое силой, на то неуполномоченной; Петровская реформа не изменила оснований существовавшего права, не выходила от силы, не имевшей на то законного полномочия; это была техническая переделка государства, а не юридическая, и переделка, предпринятая уполномоченной законной властью.

     Мои слова, верю, навели вас на мысль, что, однако же, эта основная программа реформы сильно изменилась в приложении; в действительности совокупность преобразований имела иной характер и размеры чем те, какие должны были отличать первоначальную задачу Петра. Что может быть проще экономических преобразований в государстве; сколько раз в разных странах подобные же перемены производились тихо и не сопровождались теми явлениями, какими ознаменовалось время Петра. Вследствие чего эта хозяйственная реформа получила такой резкий и сокрушительный характер и такие размеры, распространилась на другие, совсем не хозяйственные сферы жизни? Имея сначала скромную задачу, направленную на эксплуатацию страны, каким образом реформа сделалась внутренней государственной борьбой? Начатая и ведённая верховной властью, исконной и привычной руководительницею народной жизни и начинательницей всех общественных перемен, каким образом эта реформа потеряла свой мирный хозяйственный характер и усвоила себе все приёмы насильственного переворота, все [известные?] качества государственной революции, ведённой так же, как обыкновенно ведется революция - узурпацией? В этом вопросе заключается главный узел всех недоразумений, всех наших смутных представлений о петровском времени. Распутать этот узел можно лишь с помощью тщательного анализа хода и обстановки реформы, её главных деятелей и среды, в которой она действовала. Мне хотелось бы вести этот анализ осторожно и внимательно. Я начну с внешних обстоятельств, при которых начались и развивались эти преобразования. Эти внешние обстоятельства оказали могущественное и неблагоприятное влияние на ход реформы, её характер и успехи. С самого её начала почти до конца жизни Петра шли непрерывные внешние войны, никогда внутренняя деятельность правительства не была менее свободна, никогда управителю менее не были развязаны руки для внутренней политики. Мирным временем можно назвать лишь последние, немногие дни Петра, и когда он был во многом не похож на прежнего Петра. Эта внешняя обстановка реформы постоянно отвлекала Петра и правительственное внимание к границам; отсюда объясняются многие особенности, лёгшие на характер реформы, особенности, которые было бы несправедливо приписывать личным качествам преобразователя. Эти особенности все были недостатками и существенно изменили первоначальную программу реформы. Отсюда необходимо происходила торопливость преобразований, которая не давала возможности спокойно дождаться медленного роста посева медленного развития преобразований; она заставляла правительство и самого преобразователя требовать от начинаний сейчас же их результатов, полных плодов; и когда результаты эти не являлись, заставляла принимать насильственные, искусственные средства для исполнения. Целый вихрь указов, следовавших непрерывно один за другим, обуревал исполнительные учреждения ежедневно, ежеминутно. Чтоб ускорить их исполнение, они выражались всегда в чрезвычайно требовательной форме, и эта требовательность нисколько не соразмерялась с удобоисполнимостью предписаний. Управитель одной казённой суконной фабрики обращался к Сенату с жалобой на плохой ход дел на заводе. Сенат роется в указах, не найдётся ли именного распоряжения царя о мануфактурах. Сенат не знал и не мог знать всего, что было издано о суконной мануфактуре, хотя он был поставлен главным исполнителем и блюстителем законов. Роясь в кипе указов, он вдруг открывает именное предписание Петра размножать суконные фабрики во многих местах так, чтоб впредь через пять лет не нуждаться более в привозном сукне. Срок давно вышел, а указ не был известен Сенату; ввоз сукна продолжается до конца жизни Петра. Или, например, февральское распоряжение 1700 г. предписывало боярам с дьяками составить новое Уложение, новый кодекс законов, в который должны были войти все правительственные указы, изданные после Уложения 1649 г. Эта кодификационная комиссия повела дела так, что понадобился целый ряд подтвердительных указов, которые не подействовали и должны были навести Петра на мысль о трудности этого дела. Кто же не знает, как трудно составить хороший кодекс законов; несмотря на это встречаем декабрьский указ 1720 г., предписывающий Сенату составить новое Уложение и назначает срок 1 января 1721 г. до конца октября того же года. Работа, которую не могли совершить в целое столетие и которая кое-как была исполнена в 30-х годах нашего века, эта работа была заказана Сенату, заваленному другими делами, в 10 месяцев: разумеется, она не только не была исполнена, но и не была начата. Предвидя трудность исполнения указов, и не привыкши дожидаться их исполнения медленного и невозможного, Пётр развивает в указах чрезвычайную строгость наказаний за неисполнительность. Указ 1721 г. призвал всех дворян государства на смотр в Петербурге или Москве, смотря по месту жительства, для составления списков дворянских. В назначенный срок явились лишь немногие. Тогда 1 января 1722 г. является новое грозное распоряжение, в котором даётся последняя отсрочка явки до 31 января того же года. До большей части дворян этот указ не мог даже дойти в срок. За неисполнение указа грозило шельмование, т.е. лишение всех прав состояния и ссылка.

      Разумеется, указ не был исполнен и ни на ком не было практиковано это правило. Угроза являлась необходимой прибавкой указа, чем-то вроде законодательной премии за риск. Никогда и нигде не встретим мы такой легкости расточать угрозы смертной казни, как в законодательстве Петра, хотя очень мало знаем примеров исполнения этих угроз. За порубку дуба - смертная казнь; за сплавку леса - тоже смертная казнь. Если бы собрать все эти указы и произвести строгое следствие по их исполнению, то половина народа оказалась бы подлежащей повешению. Вследствие той же поспешности распоряжения не всегда обдуманы практически, мы встречаем ряд указов, неисполнимость которых поражает нас с первого взгляда; в самих распоряжениях, в разных указах являются часто противоречия. Например, в 1722 г. издана была инструкция для вновь учреждённой должности генерал-прокурора. Генерал-прокурор - представитель государя в Сенате. Он смотрит за точным исполнением законов и предупреждает уклонения Сената от законного порядка при ведении дел. В этой инструкции определяется и наказание прокурору за преступление на службе. В одном, именно 11-м, параграфе этой инструкции за умышленное отступление от своей службы и генерал-прокурору определяется наказание "яко преступнику и явному разорителю государства". В другом общем указе того же времени разорителю государства полагалась смертная казнь, потому что, говорит законодательство, "нарушение указа от измены не отличается ничем - и даже хуже явной измены". Следовательно, генерал-прокурор за умышленное отступление от службы в силу такого закона должен подвергаться смертной казни. Во втором параграфе этой же инструкции читаем, что за нарушение должности по какой-нибудь страсти, т.е. неумышленное, генерал-прокурору налагать наказание, смотря по важности дела, следовательно, оно не всегда должно было сопровождаться смертной казнью. Иногда закон или инструкция составлялась так торопливо, что в первую же минуту своего действия должен был потерять свою силу. В тот же 1722 г. учреждена была должность обер-прокурора при Синоде, обязанность его была та же, как и обязанность генерал-прокурора при Сенате. Оба эти сановника ставятся в одинаковое положение и друг от друга независимы; один стоит во главе администрации гражданской, другой - во главе церковной. У каждого из них свои исполнительные органы, подчинённые чиновники. У генерал-прокурора - обер-прокуроры и фискалы; у обер-прокурора Синода - свои инквизиторы. Между обоими ведомствами нет никакой подчиненности. Издаются инструкции обер-прокурору: в одной читаем, что прокуроры и фискалы не имеют никакого отношения к синодскому обер-прокурору; в другой - что они во всём относятся к синодскому обер-прокурору, который сам приглашает их на суд и судит их. Отчего происходило это противоречие в сопоставленных инструкциях? - Чиновнику Сената нелепо было составить инструкцию и подать её на утверждение; он взял её, "генерал-прокурора" зачеркнул, а вместо поставил "обер-прокурор", зачеркнул слово "Сенат" и заменил его "Синодом", и такую инструкцию представил на высочайшее утверждение. Жаль, что я не могу сказать, была ли эта инструкция подписана Петром; но что она действовала, видно из того, что Сенат обратился к Синоду за объяснением.

     Благодаря этой торопливости у Петра образовалась привычка, лишь только явится правительственная потребность, мало обдумав, бросали указ о новом учреждении, но в котором даже не объяснялось содержание нового учреждения или новой должности. Потом, разумеется, от этого происходила путаница, затруднение, жалобы исполнительных органов, и тогда начинали эти распоряжения дополнять, переделывать, исправлять, хотя, обдумав более указ при издании, можно было избегнуть всех затруднений и несчастий, происходивших от неполноты и неточности указа.

      Но кроме этих административных затруднений, лежавших бременем на управителях, из этой торопливости выходило большое зло: привычка встречать неясные и неудобоисполнимые указы сильно роняла авторитет законодательства. Повторяю, что я не приписываю личным качествам Петра этот недостаток его законодательства, источник его лежит во внешней обстановке, при которой происходила реформа. Отсюда же происходил и другой недостаток законодательства - его непоследовательность; административные, социальные и хозяйственные преобразования Петра не вышли вдруг из одной основной мысли; они являлись постепенно, без системы и порядка, по мере того, как их вызывали возникавшие потребности и нужды. Вот почему как бы вы ни сопоставляли указы Петра, вы не найдете в них никакой взаимной связи, никакого последовательного развитии одного общего задуманного плана. Этот план стал выясняться самому преобразователю лишь к концу его деятельности - тогда он сам сознал всю непоследовательность и случайность своих отдельных распоряжений. По своему обычаю всегда прямо признаваться в ошибках, в одном из своих указов последних лет он прямо признался в беспорядочности своих преобразовательных распоряжений к в необходимости привести их к единству, в стройную систему. Эта случайность, непоследовательность распоряжений объясняет вам хаотическое состояние государственного управления в то время; одновременно в различных сферах администрации вы встретите различные системы и начала. Сперва преобразуется областное устройство на началах самоуправления; центральное устройство остается прежним, основанным на старой централизации; далее преобразуются центральные учреждения на начале коллегиальном; но низшие областные учреждения остаются чуждыми этому началу. В областном управлении были разделены ведомства судебное от административного; в учреждениях центральных эти два ведомства, власть судебная и административная были совершенно слитны и никогда не разделялись. К концу жизни Петра были уничтожены провинциальные суды и судебная власть по-прежнему была отдана воеводам; но в губернских городах уцелели надворные суды, тогда как этого разделения не существовало ни снизу, ни сверху. Эта хаотичность, в какой застаем администрацию в разные эпохи преобразования, объясняется непоследовательностью и случайностью отдельных мер. Нaконец, та же внешняя обстановка сделала существенное изменение в первоначальной преобразовательной программе, уклонение, которое я укажу н немногих словах. Мы видели, что основная цель преобразований была чисто экономическая, - развитие народного труда, эксплуатация естественных богатств страны; эта цель вела к экономическому обогащению народа, но она преследовалась законодательством среди военного шума, среди настоятельного напряжения народного труда на военные издержки, вследствие чего постепенно экономический характер реформы переменился в финансовый: вместо разработки естественных богатств страны и обогащения народа на первый план становятся интересы казны, обогащение казначейства. Этот фискальный характер преобразований, на который часто указывают, я также приписываю не первоначальной основной мысли Петра. а внешним обстоятельствам, среди которых он был поставлен.